В издательстве Individuum выходит книжка «Трезвость. О пьянстве и счастье»
В издательстве Individuum выходит автобиографическая книжка «Трезвость. О пьянстве и счастье», написанная бывшим пьяницей Даниэлем Шрайбером. Интернациональный блокбастер в деталях обрисовывает весь путь, который проходит пьяница от начала собственной зависимости до попыток избавления от нее. Книжка Шрайбера — это искренний ежедневник бегства от действительности через опьянение и попыток выкарабкаться из грешного круга. «Лента.ру» с разрешения издательства Individuum публикует отрывок.
***
Я нередко спрашиваю себя, когда для меня все завершилось. Когда я достигнул максимально вероятной точки и сломался внутренний стержень. Я нередко задаюсь сиим вопросцем, поэтому что не могу вспомянуть тот момент меж аварией и прозрением. Такового момента спасения у меня не было. По моему опыту, спасение не приходит так просто — оно просит большенный работы. Я так нередко о этом задумываюсь к тому же поэтому, что меня повсевременно о этом спрашивают, и мне кажется, что для ответа нужна история, связный нарратив, который поможет всем осознать, почему я больше не пью.
Согласно всераспространенному в обществе воззрению, чтоб кинуть пить, необходимо достигнуть некоторой низшей точки
По моему опыту и по опыту почти всех завязавших друзей, это правда. Но большая часть людей не соображают, что этот низший предел, обычно, не представляет собой определенный эпизод либо в особенности критический опьяненный инцидент, опосля которого так далее просто недозволено и нереально. Это и не очень неудобное поведение на вечеринке, не трагедия и не катастрофа, спровоцированная алкоголем. Со стороны большинству людей тяжело осознать, что внутренняя низшая точка может не только лишь растягиваться на недельки, месяцы и годы, да и в один прекрасный момент просто стать реальностью, самой жизнью. Что пробы как-то справиться с своей жизнью — часть этого шага и что, становясь ежедневным чувством, отчаяние начинает ощущаться уже не столько как отчаяние, сколько как всего только фоновый шум. Шум неудавшейся жизни, которая кажется одной сплошной исключительной ситуацией и которую выдержать можно лишь с бокалом вина. Тяжело перечислить все, что теряешь снутри себя, ведь кому как не для тебя вести этот перечень.
Ведь ты теряешь себя самого.
Соответственно, я не могу именовать точную дату, когда снутри меня что-то сломалось. Понимаю лишь, что в один прекрасный момент я вправду ощутил, как будто растерял себя.
Вот конкретные факты, нагие числа: опосля 3-х либо 4 лет, когда я — хоть и разбавляя фазы саморазрушения фазами контроля, но временами, а потом и часто уходя по выходным в загулы, о которых иногда не мог вспомянуть, — выпивал в среднем по бутылке вина за вечер, моя жизнь закончила ощущаться моей. Я весил 100 20 5 кг, на 40 больше, чем на данный момент. Два-три раза в недельку прогуливался на сеансы психоанализа и как-то справлялся со своим несчастьем. В течение недельки, если не был в разъездах, пил дома в одиночестве — что чудилось мне полностью обычным, так как лишь это меня расслабляло. Я был осторожен. Если доходило до полутора бутылок, на последующее утро было уже не так просто добираться до кабинета. По пятницам и субботам я время от времени прогуливался в бары и клубы, обычно с теми же людьми: кто-то из компании употреблял больше алкоголя и наркотиков, чем я, и меня это успокаивало.
В принципе, свой диагноз (медицинское заключение об имеющемся заболевании) уже не был для меня секретом, но это не много что меняло: долгое депрессивное настроение вперемешку с опаской, тривиальная неспособность оградить себя от возможных и настоящих угроз, чувственная изолированность — вся эта жизнь у меня в голове
На сеансах психоанализа я уже пару лет гласил о дилеммах с алкоголем и о ужасе совсем потерять контроль. В которой-то момент я буквально сообразил, что застрял, что не выберусь из данной для нас жизни, если продолжу столько пить. Потому сперва попробовал уменьшить потребление.
Мысль заключалась в том, чтоб выиграть время — время поразмыслить, что созодать со собственной жизнью. Попытка самоконтроля продлилась 6 неописуемо изнурительных месяцев. Я дозволял для себя четыре бокала красноватого два раза в недельку. Самодисциплина и сила воли никогда не были неувязкой, если я вправду чего-то желал. Легкий дурман дважды в недельку казался мне неплохой сделкой: можно и выпивать, и вести наиболее доброкачественную жизнь.
В то же время я нередко задумывался о выпивке. Честно говоря — пусть тогда я бы со всей уверенностью стал это опровергать, — задумывался о ней повсевременно
Я обдумывал, с кем и когда испить, по какому поводу идеальнее всего это создать, с кем в определенные деньки не стоит пить, чтоб не растрачивать свое драгоценное «питейное время». Распорядок всей недельки зависел от этих 2-ух вечеров, когда можно было расслабиться: я переносил встречи, воспринимал либо отторгал приглашения на ужин либо вечер с читателями, изучал новейшие бары. Столько промотанного времени! Совместно с тем мне чудилось, что я удачно решаю делему с алкоголем и привожу жизнь в равновесие.
Сейчас я понимаю, что это были полгода очевидного спиртного безумия. Те месяцы ясно проявили, что в некие вечера — никогда недозволено было знать заблаговременно, в какие конкретно, — я просто-напросто закрывал глаза на правило 4 бокалов и гулял до рассвета. Такие ночи случались со мной и ранее, но сейчас они участились. В такие ночи уже и речи не было ни о каком контроле, я мог ничего не держать в голове наутро, а товарищи с страхом мне ведали: что бы я ни пил, я пил это как воду, и ничто не могло меня насытить. Позже и эти полгода подошли к концу, а я стал пить еще безмернее, безудержнее и безответственнее, чем когда-либо до этого.
Сейчас, думая о том времени, когда я пил — а мне не нравится о нем мыслить, мне и писать обо всем этом тяжело, — я до этого всего вспоминаю упомянутое неизменное и мощное чувство несчастливости.
Посреди проносящихся в голове образов той поры много экстремальных сцен. Как я в отчаянии посиживал в кабинете, мечтая, чтоб денек поскорее завершился. Как пробуждался, разбитый, среди ночи — бывало, и на диванчике, поэтому что уснул, пока пил, — и осознавал, что шансов опять уснуть практически нет. Как посиживал в самолете, мучаясь животиком из-за похмелья, и возлагал надежды, что меня не стошнит. Как опосля ночных загулов в панике просматривал в телефоне, кому звонил и кому писал, пытаясь осознать, перед кем придется просить прощения либо у кого можно спросить, что я вчера натворил. Как выпивал по утрам стакан воды, чтоб выяснить, каким будет денек: удержу ее в желудке — все будет отлично, не удержу — денек предстоит тяжкий. Как, подвыпивший, отправился на спонтанную вечеринку к друзьям-выпивохам и по дороге разбил две прихваченные бутылки вина — лишь в этот момент я сообразил, что не попросту поддат, а на осколки опьянен и недозволено в таком виде находиться в обществе. Как, (употребив) кокс, не мог уснуть и, пока вставало солнце, с страхом задумывался о наступающем деньке и о завтрашнем, поэтому что снова будут истязать суицидальные мысли. Как в один прекрасный момент с утра пробудился дома и узрел, что намедни поранился, но не мог вспомянуть, где и чем. Как с адской головной болью (неприятного сенсорного и эмоционального переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани или описываемое в терминах такого повреждения) лежал в равномерно остывающей ванне, не способен больше ничего созодать и отлично осознавая, что бо́льшую часть денька проведу в этом самом месте, охваченный острым желанием спрятаться, пропасть.
Тяжело обрисовать, каково это — быть мертвым изнутри
Каково это — поддерживать фасад, говорить с сотрудниками, проводить время с друзьями, посещать рабочие мероприятия и личные вечеринки и знать наверное, что все, что ранее доставляло наслаждение, сейчас не вызывает никаких эмоций. Каково это, когда кажется, что не справляешься со собственной жизнью, и на задворках сознания вдруг расцветает ужас, что случится нечто вправду неисправимое. Каково это, когда знаешь наверное, что не выдержишь, если с кем-то из близких произойдет что-то нехорошее. Каково это, когда, не хотя для себя в этом признаться, все таки понимаешь, что не можешь строить дела, так как не хочешь, чтоб кто-то лицезрел, что ты с собой творишь.
Зависимость также постоянно значит неспособность быть взрослым. Живешь собственной ежедневной жизнью и пытаешься задерживать стыд на уровне, который еще можно вынести. Когда необходимо, исполняешь проф функции и нужные социальные обязательства, здесь делаешь понимающее лицо, там приносишь извинения, урывками проявляешь сознательность либо оказываешь кому-то помощь. Но в глубине души не ощущаешь эмпатии.
Время от времени надеваешь личину взрослого человека, но почаще всего делаешь то, что охото. А говоря начистоту, больше всего охото испить. Не охото разговаривать с кем-то, кто не пьет, не охото идти ни в кино, ни на концерт, ни в театр, ни на выставку, не охото читать книжку — охото просто испить.
Если вести такую жизнь довольно длительно, это практически неизбежно приводит к масштабной изолированности и к тем суровым регрессиям нрава, которые так поражают остальных людей в человеке с зависимостью.
Практически безизбежно деформируется восприятие действительности: оно колеблется меж брутальными фантазиями и лиричными грезами, меж чувством своей грандиозности и жалостью к для себя, меж чувством всевластия и своей виктимизацией. А рано либо поздно наступают сокрушительные эпизоды незапятанной тьмы, незапятанной патологии — и требуются колоссальные силы, чтоб из их выкарабкаться.
Прозвучит абсурдно, но все таки: эта истерическая жизнь в сослагательном наклонении, эта самоиндуцированная кататония дурмана в один прекрасный момент становится всем, что у тебя есть. Возникает гипотеза, что выпивка, пусть она и частично виновата в боли (переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани), которой заполнены твои будни, остается единственным, что устраняет от данной для нас боли (переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани), от чувства, что ты один и нет надежды во всем мире. Любой, кто часто злоупотребляет алкоголем, в некий момент пробует избавиться от токсинов в своей голове.
Сам того не осознавая, пьешь, чтоб совладать с последствиями выпивки, чтоб ощутить себя обычным
Это компульсивная, смертоносная энергия, которая принуждает цепляться за идею, что алкоголь способен посодействовать. Но это единственная форма энергии, которая у тебя осталась. В один прекрасный момент иссякнет и она. Ты уже не можешь представить жизнь без алкоголя, но с определенного времени не можешь представить и жизнь с алкоголем.
