Возможность детально разглядеть свою наружность, а уж тем наиболее зафиксировать это изображение, возникла по историческим меркам сравнимо не так давно. До широких слоев населения наслаждение наслаждаться собой дошло еще позднее. Тем любопытнее проследить кто и как эти портреты употреблял. Что люди ждали узреть в собственных фотопортретах и с какой целью фотографировались? Как фото помогала выразить свою особенность и как в ней были отражены нормы общественного поведения? Что гласили древние снимки их современникам о природе тела и души? Александра Юргенева, кандидат культурологии, старший научный сотрудник сектора художественных заморочек массмедиа ГИИ, написала книжку «Человек как соц тело. Европейская фото 2-ой половины XIX века», в какой отвечает на эти и остальные вопросцы. С разрешения издательства «Новое литературное обозрение» «Лента.ру» публикует фрагмент текста, посвященный возникновению эротической и порнографической фото.
Эротическая фото XIX века создавалась только как объект досуга либо утехи. Да и у этих снимков можно выделить доп значения. Кроме получения наслаждения как такого, они несли функцию освобождения плоти, пробуждения присущей субъекту от природы внутренней сексапильности, о которой существовал настолько широкий дискурс, но которой было отведено так не достаточно места в зрительном поле официальной культуры. (…) Главную роль в существовании фотоизображений сексапильной темы в этот период игрались Франция, которая производила фактически всю схожую продукцию, и Великобритания, где императивные стратегии как ни в какой иной стране провоцировали людей к потреблению схожих фотоизображений.
«Париж в одиночку мог создавать все обилие истолкований эроса при помощи камеры»
Во Франции главный мерой пресечения лишней сексуализации населения средством фото был закон о печати, «на основании которого ни одна гравюра не быть может пущена в продажу без подготовительного разрешения со стороны правительства…» и который стали использовать в том числе и к фотопродукции. Как охарактеризовывал Фуко период с XVII по XIX век —
«Вокруг и по поводу секса—реальный дискурсивный взрыв»
Оголенная, Франция, 1853 год
Но происходил он с целью поиска доп рычагов для его угнетения.
Вопросец о здоровом, сильном и контролируемом теле был важен исходя из убеждений вероятных военных действий. Представление о сексапильной активности, понимаемой в церковном дискурсе как деятельность, которая приводит только к измождению тела, ослаблению здоровья и разума, было унаследовано медициной. Появлялось восприятие тела как некоего аккума государственной мощи, который, но, был склонен расходовать свою энергию напрасно. Таковая теория могла появиться не в последнюю очередь в итоге нарастающей техногенности. В Великобритании борьба с фривольными изображениями и текстами была частью большенный политики, в рамках которой правительство стремилось подчинить для себя тело цивилизации, вынося такие изображения за границы официальной культуры.
Эротические фото были предусмотрены до этого всего для мужского взора, а, согласно Сеннету, мужикам XIX века было свойственно «осознание имморальности как места свободы». В отличие от начала столетия, когда используемый в одежке муслин подчеркивал формы тела и его пластику (его даже мочили, чтоб движения были нагляднее), одежка 1840-х годов была, по выражению Сеннета, «защитной», а в 1890-х, обретя привлекательность, тем не наименее не стала наиболее открытой.
Так, к примеру, дамские «наряды для тела сейчас включали новый, сексуальный слой», который был представлен нижней юбкой из шуршащей ткани (Строение тканей живых организмов изучает наука гистология).
Таковым образом, жизнь тела в целом, и сексуальность а именно, была облачена в еще одну оболочку, через которую она могла проявить себя в общественном пространстве лишь на звуковом уровне либо в форме словесной игры, но не зрения. Это дозволяет представить нам сейчас, почему общественные сеансы доктора Шарко, посвященные женской истерии, несли внутри себя мотив сексуализации тела пациенток.
Интересно, что даже для собственных тестов по исследованию природы движения Майбридж снимал обнаженной даму, занятую традиционной женской работой, связанной с бытом (она хлопочет о ребенке, несет воду для изготовления еды либо занята уборкой).
Оголенная дама поднимается по склону с корзиной на голове. Снимки Эдварда Мейбриджа
Оголенная дама стирает вещи в тазу. Снимки Эдварда Мейбриджа
В то же время модель-мужчина представляет простые либо спортивные движения, в каких нет такового прямого переноса из бытовой сферы в область научного наблюдения.
Оголенный мужик, бьющий молотом по наковальне. Снимки Эдварда Мейбриджа
Метатель копья. Снимки Эдварда Мейбриджа
В случае с мужской моделью это был набор базовых движений и тех, которые демонстрируют наибольшие проявления силы людского тела. Стоит обмолвиться и отметить, что посреди снимков Майбриджа дама запечатлена также и в ежедневном платьице.
Оголенная дама переодевается. Снимки Эдварда Мейбриджа
Невзирая на то, что главной целью было определение пластической базы движений тела, а не его чувственных качеств, Майбридж вскрывает мотив, который разрабатывался и в порнографических изображениях: демонстрацию потенциально сексапильного содержания обыденности. Это снова же свидетельствует о существовании научного энтузиазма к физической действительности, окружающей даму, сокрытой под обилием покровов и скованной предписаниями этикета и морали.
Танцующие дамы. Снимки Эдварда Мейбриджа
Само понятие порнухи в близком к современному смыслу этого слова не случаем было введено в употребление конкретно в этот исторический период, когда сексапильные практики получали наименования и систематизации в рамках мед и религиозного дискурсов. Всему обязано было быть дано заглавие и определение.
Две модели. Снимки Эдварда Мейбриджа
Христианское пастырство установило в качестве фундаментального долга задачку пропускать все, что имеет отношение к сексу, через нескончаемую мельницу речи.
В статье «Порнуха» энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона издания 1898 года говорится о определении порнухи, данном литературными критиками, где ее цель обозначена как «возбуждение любопытства к скабрезности»
Другими словами представление о ее вреде заключалось в том, что словесная порнуха пробуждает в человеке склонность наделять сексапильным содержанием обыденность.(…)
В то время как создание, продажа и демонстрация порнографических изображений законодательно наказывались, {само по себе} «обладание порнографией никогда не числилось в Великобритании нарушением закона». В этом можно было бы усмотреть почтительное отношение к личному месту людей, но дело было в том, что субъект, хранящий порнографическую продукцию, автоматом подпадал под юриспунденцию медицины, а не в область интересов уголовного права. Он был должен или сам обратиться к медикам за помощью, или на подобный «недостаток» должны были направить внимание домочадцы и проследить, чтоб член их семьи прошел нужное исцеление. Эту делему позволившего для себя физиологическую свободу субъекта пробовали распознать на стыке церковной и медицинской областей по наружным признакам.
Противоречивое положение ранешнего эротического фотоизображения заключалась в том, что, будучи отнесенным императивными структурами по жанровой принадлежности к явлениям низовой культуры, сам по для себя этот дагеротип был дорог и стать его обладателем мог человек лишь очень состоятельный. Согласно данным, приводимым Ромером, стоимость дагеротипического портрета составляла 5 франков, в то же время цены на выполненные в этой технике академические ню варьировались от 6 до 78 франков, а стереодагеротип с изображением «легкой эротики» стоил 36 франков — другими словами наиболее «порнографические» снимки стоили дороже. (Для сопоставления создатель приводит зарплату среднего рабочего, который получал в недельку всего 5 франков.)
Из этого следует, что 1-ые фото сексапильного содержания были предметом роскоши
Хранить в уединении собственного кабинета схожую ценность мог очень небедный государь: большой землевладелец, военный высших чинов либо представитель состоявшихся буржуа. Это коррелирует с тем представлением о области «мужской свободы», о которой мы гласили чуток выше.
Таковым образом, дагеротипы сексапильного содержания обеспечивали свободу тела немногих, при всем этом они продолжали воспользоваться огромным спросом и в период с 1840-х по 1860-е годы, когда во Франции было отпечатано около 5000 эротических дагеротипов и фото.
5 000эротических дагеротипов и фото
было написано во Франции с 1840-х по 1860-е годы
Исследователь медиа Б. МакНейр приводит выражение бывшего директора Интернационального центра фото в Нью-Йорке и Елисейского музея фото в Лозанне Уильяма Юинга о том, что «эротические фото стали феноменом массового рынка не ранее 1850-х годов с внедрением позитивно-негативного процесса, позволяющего созодать огромное количество копий хоть какого формата».
Отпечатки формата визитки и изобретение мокроколлодионного процесса сделали фотографию ню воистину массовой
Оголенная, Франция, 1890 год
Карточки-визитки сделали место свободы тела для почти всех. Они были еще дешевле и доступнее, а изобретение камер с несколькими объективами, дозволяло создавать сходу несколько снимков, что выводило фотографию на уровень тиражной продукции.
В силу особенных отношений дагеротипии и жанра портрета, о которых уже говорилось ранее, в фото сексапильного содержания появлялось внутреннее противоречие: моделями для снимков служили дамы из низших сословий (служанки, танцовщицы, путаны, торговки и проч.), и они оказывались запечатленными в зрительном поле вровень с почетными гражданами, заказывавшими фотографам свои портреты. Эти дамы не имели никого веса в обществе, их имена оставались неопознаны, их личные черты преднамеренно стирались, чтоб уступить пространство игровым «маскам». Все это феноминальным образом обезличивало такой портрет.
При всем этом на почти всех изображениях соблюдается одна из варианты̆ сложившегося к середине 50-х годов канона фотографического портретирования: модель запечатлена средним планом, часто сидящей в кресле и смотрящей в камеру, так что формально жанровые черты были сохранены.
Но основным действующим лицом этих снимков становилась сексуальность
Модель, обычно, обнажает грудь либо высоко задирает подол, но почаще, репрезентируя свое тело, она находится в позе наибольшего раскрытия и обращенности к субъекту: отведенные за голову руки, разведенные колени—ее задачка вызвать более сильную чувственную реакцию у смотрящего. Можно сказать, что ее вроде бы «принимающая» поза сформировывает по сути агрессивный сексуальный образ.
Оголенная, Франция, 1910 год
Фотографу при выстраивании подобного многофункционального изображения было нужно сделать образ, наделенный таковыми чертами, которые сумеют пробудить преследуемую в обыденности сексуальность воспринимающего субъекта. Таковая форма подачи тела разъясняется и техническими чертами сотворения снимка, который добивался длительной выдержки, а означает, положение модели обязано было быть довольно устойчивым для сотворения высококачественной фото. Сюжеты фото рождались из взаимодействия имеющихся представлений о запрещенных областях и иконографических образцов предыдущих эпох.
Эталоны самых откровенных репрезентаций отражали традиции, сложившиеся в современной и наиболее ранешней галантной гравюре (например, у Ф. Галле, У. Хогарта, Ф. Ропса), германских гравюрах XVII века, живописи эры Возрождения. К примеру, в фотографию перешел узнаваемый красочный прием, знакомый по бессчетным «Венерам перед зеркалом»: с помощью зеркала фотографам удавалось сделать иллюзию большого вида.
Зритель лицезреет оголенную «лицевую» сторону модели, отраженной в зеркальной поверхности, когда на первом «настоящем» плане видна только спина. Таковой «эффект» делает двойную дистанцию меж смотрящим и моделью, ведь ее нагота явлена на вторично отраженной плоскости (1-ая—это зеркало, 2-ая—фото) и заносит в образ элемент барочной игры в перевертыши.
Не считая того, уже в конце XIX века есть фото, где половой акт снят очень рафинированно, стилизуясь под постановку академической сцены. Чтоб силуэт тела был виден нагляднее, модель равномерно стали помещать на ординарном черном фоне, а не в отвлекающем глаз бутафорском интерьере.
Оголенная, Франция, 1898 год
Таковым образом, изображение освобождалось от всего излишнего и оказывалось схожим снимку статуи; поводом к такому сравнению служат позы, нужные для сотворения работ на традиционные сюжеты и однозвучные древним статуям. Сам по для себя жанр ню в практике пикториалистов вводил реальное неидеальное тело человека в область искусства. Одна часть фотохудожников опиралась на опыт живописи, а иная—статуи. (…)
По воззрению МакНейра, отправной точкой для сотворения разных сюжетов в этой области является признание эротических фантазий и сексапильных желаний зрителя и последующий их возврат ему либо ей в форме сценариев, воспроизводимых в одном либо наиболее вариантах репрезентации—печатном слове, фото, подвижном изображении.
До конца XIX века дама не могла пойти в одиночестве в общественное пространство, например в ресторан, так чтоб не вызвать осуждения окружающих. О театре и речи не могло быть: лишь опосля середины столетия даме было разрешено занимать в театре места в партере, где она оказывалась у всех на виду. Этот исторический факт стал, например, причиной того, что фото моделей без малейшего признака обнажения заполнялись чувственным содержанием: дама как и раньше, так же как и в нравоучительных трактатах Средних веков, делалась сексапильным объектом в силу своей недоступности.
