Вопреки расхожей фразе «в СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии) секса нет», по всей стране процветала проституция. Платная любовь была в особенности нужна в 1-ое десятилетие существования новейшего страны. О неописуемой популярности подобного рода услуг пишет в собственной книжке узнаваемый историк и культуролог Наталия Лебина. Ее исследование полностью посвящено формированию русской обыденности. Создатель детально анализирует публичные нормы в самых различных сферах — питания и жилища, моды и досуга, религиозности и сексапильности. Лебина скрупулезно изучает и отношение людей к пьянству, насилию и проституции. «Лента.ру» с разрешения издательства «Новое литературное обозрение» публикует фрагмент книжки «Русская обыденность. Нормы и аномалии. От военного коммунизма к большенному стилю».
Как и в королевской Рф, почти все путаны находили клиентов во вновь открывшихся ресторанах. Самым роскошным местом «работы» у питерских проституток числился «Бар» на площади Лассаля и ресторан «Крыша» в гостинице «Европейская», в Москве — «Прага» и «Яр». Промышлявшие там в годы нэпа дамы обслуживали в большей степени иноземцев и зарабатывали по 40-50 рублей за ночь (то есть темное время суток), либо около тыщи за месяц.
Работница на фабрике в эти годы получала 18–24 рубля за месяц. Но слой высокооплачиваемых проституток был невелик. Как узнали в 1928 году работники Ленинградского трудового профилактория для падших дам, 80 процентов ленинградских проституток могли заработать за месяц не наиболее 30 рублей — с клиента им удавалось получать за свои разовые услуги не наиболее 3 рублей.
«Девченки для радостей» давали себя и в наиболее умеренных заведениях, используя не только лишь личный, да и муниципальный сектор общепита. Посреди 1922 года начальник 1-го из районных отделений милиции Петрограда отмечал в собственном отчете районному начальству, что в ресторане «Строитель», принадлежащем Петроградскому потребительскому обществу (ПЕПО), царствует
«разврат полный, скопление проституток, черных личностей, ограбление людей в опьяненном виде, устройство различных оргий»
Не поменялась ситуация и опосля возникновения в осеннюю пору 1922 года Уголовного кодекса РСФСР (Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика - название Российской Федерации до 25 декабря 1991 года, введённое Конституцией СССР 1936 года). В весеннюю пору 1923 года питерские милиционеры докладывали о еще одном «малиннике с девченками» — сейчас в кафе со знаковым заглавием «Двенадцать», также находившемся в ведении ПЕПО. Участковый инспектор с возмущением писал:
«Было кафе как кафе, но сделалось оно очагом проституции... Собираются путаны около 11 часов вечера. Полный разгар около 1–2 часов ночи. Приходит дама как дама, садится у столика, заказывает темный кофе и посиживает с одним стаканом и озирает зал. Мужик выбирает по вкусу, приглашает Марусю либо Лили к собственному столику, угощает, говорит, столковывается и, уплатив по счету, вкупе с дамой уезжает...»
Ресторанных русских проституток, так схожих на дореволюционных «женщин для наслаждения», сходу опознал потаенно прибывший в 1925 году в СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии) белоэмигрант В.В. Шульгин.
Позже он писал о собственном посещении 1-го из личных заведений общепита:
«Сходу меня оглушил оркестр, который стоит самого отчаянного зарубежного жац-банда. Кабак был здесь в полной форме. Тыща и один столик, за которыми неописуемые личности, то идиотски рыгочущие, то мрачно-пропойного типа...
«…Меж столиками шляются всякие дамы, которые продают пирожки либо себя по желанию»
Невзирая на то что в Уголовном кодексе РСФСР (Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика - название Российской Федерации до 25 декабря 1991 года, введённое Конституцией СССР 1936 года) 1922 года возникли статьи, определяющие наказание за притоносодержательство и за принуждение к занятиям проституцией, в городках Рф в годы нэпа были люди, попытавшиеся возродить даже практически позабытую бордельную торговлю любовью. Некие притоны для «роскошной публики» размещались в задних помещениях престижных магазинов. Сведения о русских домах свиданий время от времени встречаются в художественно-документальном нарративе.
Описание 1-го такового заведения отдала В.К. Кетлинская в собственных мемуарах «Здравствуй, юность!». Обладатель мехового магазина на Невском обязывал собственных продавщиц «быть милыми хозяйками в задних комнатах, куда прогуливаются поставщики и остальные деловые люди, — сервировать чай, заваривать кофе, созодать бутерброды, угощать коньяком либо винами».
Другие услуги также предполагались.
Потаенный салон для избранных в это время содержала в собственной квартире на Невском и некоторая Т., супруга актера 1-го из ленинградских театров. В 1924 году в губернском суде слушалось шумное дело данной нам притоносодержательницы.
Посещавшие ее салон клиенты очевидно тяготели к садизму, и Т. старалась удовлетворять их желания
Полиция нашла на квартире специфичный инструментарий для садомазохистских развлечений. О столичных «притонах разврата» пишет Г.В. Андреевский. По его данным, «в 1926 году работниками МУРа был “накрыт” притон в квартире генеральши Обуховой... Великодушная хозяйка, не плохая мебель, культурная обстановка делали это заведение симпатичным. Притон “работал” с одиннадцати вечера до 5 утра, и за этот период времени в нем успевало побывать до 30 гостей. Знаком того, что вольных мест нет, был шарф на окне. Постучавшись, пришедшие гласили пароль: “архиерейский носик” либо “чашка кофе”. В случае каких-нибудь неожиданных событий заведение покидали через соседнюю квартиру, которую занимал дьякон, так что, согрешив, можно было здесь же и покаяться».
Но большая часть «домов свиданий» — импровизированных борделей — в годы нэпа имело очень приземленный вид. Люди просто пускали за маленькую мзду в свою комнату либо квартиру путану и клиента. Часто для данной нам цели использовались и располагавшиеся тогда практически во всех городских дворах дровяные сараи. В книжке Андреевского имеются сведения о функционировавшем в 1925-1926 годах в жилище столичной дворничихи «заведении», услугами которого воспользовались торговцы, приезжавшие с продуктом на московские рынки.
«В апреле 1926 года, — пишет Андреевский, — работники МУРа накрыли притон разврата на Пятницком кладбище. Там стоял небольшой домик, который арендовал некоторый Акимов. Он вел торговлю спиртным и пускал в дом парочки, с которых брал по 5 рублей. Когда сотрудники милиции нагрянули в его кладбищенскую светелку, они застали там семь таковых парочек»
Организация потаенных притонов приносила людям, ею занимающимся, в среднем около 30 рублей за месяц.
И все таки ведущей формой сексапильной коммерции в 1920-е годы, так же как и незадолго до революции, была уличная торговля любовью, которая процветала везде. В Симбирске в 1922 году, по данным местной милиции,
«они (продажные дамы. — Н.Л.) всюду: на улице, на бульваре, на рынке, в массе, на станции, вечерком в садах... Рядовая картина — пивная “Волга”: из мглы комнаты выныривает масса голодных, оборванных проституток... Рвут захмелевших парней...»
О том же вышестоящим инстанциям докладывали и питерские милиционеры в 1922 году: «Все наиболее либо наименее оживленные улицы городка в вечерние и ночные часы кишат... дамами, откровенно торгующими собой и обращающими на себя внимание своим вызывающим поведением...»
Путаны промышляли как на центральных улицах городов, так и в рабочих кварталах
Обычная сцена быта Нарвской заставы Ленинграда конца 1920-х годов описана создателями книжки «Мелочи быта»: «В предпраздничные деньки, в индивидуальности в деньки получки все окрестные перекрестки кишат путанами... Чуя добычу, они целыми сворами собираются у пивных, “семейных бань”, ресторанов... не давая прохода рабочим, в особенности молодежи... В итоге нередко от получки остается только мощная боль в голове, разбитая физиономия и рваная одежка».
Возродилась в годы нэпа и обычная форма уличной проституции: на панели возникли детки, предлагающие себя за средства.
В январе 1924 года «Рабочая газета» писала о обстановке в Ленинграде:
«По Невскому гуляет полуребенок. Шапка, пальто, высочайшие башмаки — всё как у “настоящей девицы”. И даже пудра, размокшая на дождике, так же жаль сползает на подбородок... “Сколько тебе лет? Двенадцать? А не врешь?.. Идем”. Покупается просто как коробка папирос. На одном углу Пушкинской — папиросы, на другом — “они”. Это их биржа. Тут котируются их детские души и покупаются их детские тела»
Вели торговлю собой в большей степени девочки-беспризорницы, втянутые в сферу преступного мира. Но, как и в дореволюционное время, часто сами предки высылали дочерей «подработать» на улице. Молодая путана в годы нэпа могла заработать от 1-го до 5 рублей в денек. Путь на панель начинался обычно с насилия со стороны отчима либо знакомых мамы. Ситуация не достаточно поменялась и в 1930-х годах, когда власти отошли от либерального дела к существующему в пространстве правового умолчания институту проституции.
В культурно-бытовом пространстве русских городов жизнь дам, зарабатывающих торговлей своим телом, как и до революции, была связана с пьянством, наркоманией, преступным миром. К сексапильной коммерции почти всех из их толкало проявление десоматизации и в некий мере позиция русской власти.
«Долой безобразников по женской полосы»
Не осмелившись признать проституцию специфичной профессией, как это было в королевской Рф, большевики не ввели и уголовного наказания за нее. Наиболее твердым было отношение новейшей социальной системы к стороне спроса на сексапильные услуги. Ситуация эта в русской реальности усугублялась к тому же тем, что первыми спрос на доступных дам предъявили представители возрождающегося слоя городской буржуазии — различного рода предприниматели, посредники, перекупщики. Ярко охарактеризовал настроения в среде нэпманов К.И. Чуковский в дневниковой записи от 27 ноября 1922 года:
«Мужчины счастливы, что на свете есть карты, бега, вина, дамы... Все живут зоологией и физиологией (Физиологию традиционно делят на физиологию растений и физиологию человека и животных)»
В критериях нэпа возродился институт содержанок. В.К. Кетлинская обрисовала судьбу собственной ровесницы, студентки Внешкольного института. Та без особенного стеснения говорила своим подругам о выпавшей на ее долю удаче, о том, что «в нее очень втюрился один меховщик, весьма обеспеченный предприниматель, он приходит к ней раза три в недельку на два-три часа...». Спросом воспользовались у новейшей буржуазии дома свиданий. Упоминавшийся выше «салон гражданки Т.» посещали почти все известные в коммерческом мире Ленинграда люди, также представители интеллигенции. Смешная история произошла с известным партийным журналистом Ольдором (И.Л. Оршером), который, судя по всему, тоже наведывался к гражданке Т. Уличенный в связи с путанами, он отправился находить защиту у М.И. Ульяновой. Та, как пишет К.И. Чуковский,
«пришла в кошмар... Тов. Оршер, мы для вас доверяли, а вы ходите на свидания с эсерами и меньшевиками! Стыдитесь! Так до конца и не сообразила, что такое дом свиданий»
Услугами ресторанной и гостиничной продажной любви в 1920-е годы стали воспользоваться и русские «хозяйственники». В 1926 году в Ленинграде прошел гулкий процесс по делу Карточной фабрики. Предприятие возглавляли юные люди, выдвинутые на свои посты партией большевиков. Но соблазн растратить казенные средства оказался посильнее убеждений. Средства, выданные на расширение производства, были истрачены на кутежи в ресторанах с общественными дамами163. Сведения о данной нам группы клиентов отыскали отражение в фольклоре торгующих собой дам. В пользующейся популярностью в годы нэпа песне «Путана от бара» были последующие слова:
Меня купит растратчик обеспеченный,
И на Полуостров уеду я с ним.
Сначала 1920-х годов в русской печати поддерживалась иллюзия «высочайшей нравственности» рабочего класса. Узнаваемый в то время журналист И. Лин, специализировавшийся на молодежной теме, писал в 1923 году: «Торгуются с путанами прилизанные юные люди в пенсне, моноклях, в прочно заглаженных брючках, а рабочего парня там не отыщешь...» Хотимое в данной ситуации выдавалось за действительное. До революции значимая часть рабочих разглядывала контакты с продажными дамами как норму досуга. Вещественные трудности первых лет революции несколько изменили ситуацию. Стабилизация же экономического положения посреди 1920-х годов возвратила почти всех к обычным практикам обыденности, в том числе сексапильной жизни.
Вправду, если в 1920 году, согласно данным опросов, к услугам проституток прибегали около 43 процентов рабочих и 41,5 процента представителей остальных слоев городского населения, то в 1923-м продажной любовью воспользовались 61 процент парней, трудившихся на фабриках и заводах, и 50 процентов занятых в других сферах экономики, в торговле и т.д.
Почти все рабочие, по свидетельству докторов и социологов, считали, что «ходить к путанам» и болеть венерическими заболеваниями — дело полностью обыденное, подтверждение «молодечества».
Анонимный анкетный опрос, проведенный в 1925 году посреди столичных рабочих, показал, что услугами уличных дам пользуются:
- 27 % текстильщиков;
- 31,6 % швейников;
- 42,3 % металлистов;
- 78% печатников (крайние были самой обеспеченной группой рабочих).
Таковая же картина наблюдалась и в Ленинграде. Там в пролетарских районах в конце 1920-х годов складывался контингент неизменных потребителей продажной любви. Посреди их, как отмечали создатели книжки «Мелочи жизни», написанной по материалам обследования быта ленинградских окраин, можно было повстречать «и мастера с “Треугольника”, и безусого ребенка с “Путиловского”, и разнорабочго с “Веретена”...».
Очередное свидетельство крепких контактов «пролетарской массы» с институтом продажной любви — уровень распространения венерических болезней. Анкетирование 5600 нездоровых сифилисом парней, проведенное в Ленинграде в апреле 1927 года, показало, что половина из их — рабочие, 19 процентов — безработные, 11 процентов — служащие, около 3 процентов — фермеры и 18 процентов принадлежат к остальным соц слоям. Начали половую жизнь с путанами 31 процент опрошенных, а имели сношения с ними в предстоящем подавляющее большая часть анкетированных — 74 процента.
Типичным показателем предстоящей «демократизации» потребителей проституции могут служить и данные о местах инфецирования сифилисом и гонореей. В 1920-е годы заражались этими заболеваниями до этого всего те, кто имел половые сношения с продажными дамами прямо на улице, на лавке в парке. Естественно, русские бюрократы и нэпманы в этих местах не появлялись. Пользователи же дешевенькой любви, не располагавшие большенными средствами, не брезгали таковой обстановкой.
